Ференц снова переключил внимание на пульт управления. Прибор работал в заданном режиме.

– Состояние?

– Стабильное, – ответил Проктор.

– Снижаю мощность до поддерживающего уровня.

Ференц медленно повернул регуляторы в обратном порядке, убедился, что проблем не возникло, и установил базовый уровень мощности. Устройство должно было находиться в дежурном режиме круглые сутки, на случай неожиданного возвращения Пендергаста. Здесь крылась главная опасность: если прибор выйдет из строя в отсутствие Пендергаста, вряд ли получится снова настроиться на то же самое место в той же самой вселенной… И Пендергаст останется там навсегда.

Гудение стихло, портал света потускнел и сделался прозрачным, почти невидимым.

Пендергаст исчез.

Ференц протяжно вздохнул и оглядел импровизированную лабораторию, словно желал удостовериться, что прибор действительно работает. И что Пендергаст очутился в другой, бесконечно далекой эпохе. Разумеется, узнать, что произошло, было невозможно. Может быть, он сделался грудой дымящегося мяса, лежавшей в грязном переулке. Но самая опасная часть операции прошла без помех… хотя они даже не устроили испытания. Ференц ощутил прилив торжества.

– Охренеть! Получилось! – выкрикнул он, потрясая кулаком в воздухе.

Затем покосился на Проктора, стоявшего у пульта управления с ледяной безучастностью. Тот указал на потрепанный портфель в углу.

– Ваш гонорар, – пояснил он.

Ференца еще потряхивало от пережитого за последнюю четверть часа. Он поднял портфель.

– Как сказал мистер Пендергаст, нам потребуется ваша помощь, пока прибор работает, – напомнил Проктор.

– Хорошо, – ответил Ференц, хотя не расслышал ни слова.

Открыв портфель, он уставился на полмиллиона долларов наличными.

45

8 июня, четверг

В десять минут восьмого Колдмуну позвонили. Он только-только расположился, чтобы позавтракать, в своей крохотной квартирке на Девяносто первой улице и сидел с кружкой переваренного кофе в руке; на столе стояла миска кукурузных хлопьев. Пробурчав проклятие, он взял телефон, но изменился в лице, увидев, что ему звонит Блок.

Не успел Колдмун хоть что-нибудь сказать, как Блок выпалил:

– Рубаха и головной убор – фальшивые.

– Вот так так! Подождите секунду. – Он чуть не выронил телефон, пока ставил чашку на стол. – Ну, рассказывайте.

– То и другое – фальшивки, никаких сомнений, – послышался задыхающийся от волнения голос. – Перья головного убора не совсем похожи, и вышивка бисером чуть-чуть, но все же отличается. На оригинале есть светлые пятна, а на подделке они отсутствуют. И узор из перьев дикобраза на рубахе не совпадает.

– Вы уверены?

– Они разные. Но при этом медаль мира, мокасины и легинсы – настоящие.

– Господи! Когда вы это выяснили?

– Сегодня около трех утра, но звонить было уже поздно.

– Вы никому не рассказывали?

– Никому. Но я хочу спросить… что мне теперь делать?

Колдмун задумался. Отпечатки пальцев «Джорджа Смита» уже считаны с музейного сканера и отправлены в Куантико. Меньше чем через сутки он узнает, есть ли совпадения. Тем временем нужно получить ордер и забрать обе подделки. Там могут оказаться образцы ДНК и другие следы… возможно, даже самого Туигла.

– Пока не нужно делать ничего, – ответил Колдмун. – Никому не рассказывайте об этом и держите экспонаты под замком. К ним нельзя никого подпускать – это улики по делу об убийстве. Вы все поняли?

– Да, понял.

– Тогда держите это при себе и занимайтесь обычными делами. Как только мы получим ордер, то сразу заберем эти два экспоната. И мы не собираемся привлекать вас к делу… Во всяком случае пока.

– Ясно.

– Вы хорошо поработали. Спасибо.

– Надеюсь, что вы вернете оригиналы. Меня это прямо взбесило – мало того что экспонаты держали под замком, в темноте, так они, наверное, попали в коллекцию какого-то богатого мерзавца в Дубае или еще где-нибудь.

– Мы обязательно их вернем, – сказал Колдмун и отключил телефон, удивляясь тому, что резкие слова молодого человека вызвали приступ ярости у него самого.

Он подумал о том, как удивительно разворачиваются события. Некто с кучей баксов настолько одержим Сидящим Быком, что не остановился перед жестоким убийством. Будет чертовски здорово, если его определят по отпечаткам пальцев.

Колдмун набрал номер д’Агосты.

Уже днем, когда д’Агоста подвозил его к музею с ордером на изъятие двух фальшивых экспонатов, Колдмун услышал, как динькнул телефон, сигнализируя о получении письма из Куантико. Отчет отдела обработки скрытых отпечатков, которого он дожидался с самого утра.

– Ни хрена себе! – пробормотал он, прочитав сообщение.

Служебная машина д’Агосты в этот момент поворачивала к отдельному входу для сотрудников службы безопасности музея.

– Что там у тебя?

– Отчет из Куантико.

– Ну и?..

– Там определили, чьи это отпечатки.

– Рассказывай.

– Они принадлежат венесуэльцу по имени Рамон Армендарис-и-Уриас. Этот парень несколько раз в год проходил через таможню Соединенных Штатов, где, естественно, собирают отпечатки иностранцев.

– И кто он такой?

– У нас нет досье на него, но международный отдел раскопал кое-какую информацию. Армендарис уехал из Венесуэлы несколько лет назад, еще при Чавесе [92] . Похоже, он успел заработать неплохие деньги на нефти, прежде чем добыча в Венесуэле рухнула, и вывез бабло из страны, спрятав его на заграничных счетах. Парень вел себя тихо, но, – Колдмун усмехнулся, – зачастил на аукционы. Догадываешься, что он покупал?

– Артефакты коренных американцев.

– В точку!

– И где мы будем брать этого подонка?

– А вот с этим проблема. Он живет в Эквадоре.

– Да? Разве у нас нет соглашения об экстрадиции с Эквадором?

– Есть. Но выдача граждан Эквадора запрещена их конституцией.

– Ты же сказал, что он венесуэлец.

– Верно. Но с такими деньгами нетрудно устроить себе эквадорское гражданство.

– Значит… Ты хочешь сказать, что мы обосрались?

Автомобиль остановился перед входом, и Колдмун наклонился к д’Агосте:

– Нет.

– Я навострил уши.

– Парень не знает, что он под подозрением. У него нет причин опасаться поездки в Штаты. Заманим этого мерзавца к нам и возьмем за задницу, едва он выйдет из самолета.

– Вот только как его заманить?

Колдмун усмехнулся:

– Предоставь это ФБР… amigo.

46

22 декабря 1880 года, суббота

Около половины девятого вечера блестящие экипажи начали подъезжать к облицованному известняком дому, занимавшему целый квартал по Пятой авеню, между Пятидесятой и Пятьдесят первой улицами. Экипажи останавливались у парадного крыльца, освещенного сотнями свечей в латунных фонарях. Фитили обработали специальным составом, чтобы придать пламени красноватый оттенок. Гости спускались на ковер кровавого цвета, который вел мимо входных колонн в дом. Их наряды разнились от просто экстравагантных до поистине зловещих, приблизительно соответствовавших готическому стилю Красного бала. К девяти часам экипажей стало столько, что образовался затор длиной в добрую половину авеню; кучера и слуги кое-как пытались доставить в особняк крикливо одетых наследниц, почтенных промышленных магнатов и финансистов.

Карлотта Кэбот-Флинт стояла на верхней площадке между двумя мраморными лестницами, поднимавшимися по спирали из холла на второй этаж. Ее окружала стайка женщин определенного возраста, живо обсуждавших гостей и их наряды. Кольца и браслеты на их пухлых руках сверкали драгоценными камнями, когда они показывали на вновь прибывших. Одна была одета Эвридикой, боа из крашеных лисьих хвостов символизировало змею, укусившую героиню мифа. Другая нарядилась Саломеей и держала маску Иоанна Крестителя, в венецианском стиле, на золоченой рукоятке. Остальные женщины, облаченные в столь же мрачные костюмы, изображали исторических личностей или персонажей романов Хораса Уолпола и Мэтью Грегори Льюиса [93] . Собравшиеся на верхней площадке были крайне возбуждены. Красный бал только начинался, но уже было ясно, что ему суждено стать самым ярким развлечением сезона.